По лезвию катаны - Страница 41

Артем не обольщался насчет того, что его успели полюбить или хотя бы привыкнуть настолько, чтобы уж жизни без него не представлять. Сработать могло другое — Омицу может испугаться, что Артем выдаст тайну их Долины, приведет к их укрытию чужих людей. Да, это сильный довод, чтобы она пошла следом. В скорости и выносливости она нисколько не уступает этим робин гудам, а бесшумному шагу могла бы их еще и поучить. На привале — ведь должны они делать привалы — она сможет незаметно и бесшумно подкрасться к дереву, к которому прислонят Артема. Он очень наглядно представлял эту картину: ножом-ядзири она разрезает веревки на его руках, режет тесемки кляпа, вкладывает ему в ладонь нож или посох… Посох она, разумеется, подберет. А дальше они могут просто спастись бегством или принять бой и бой этот выиграть…

Будь женщина по имени Омицу его любимой женщиной, он бы желал, чтобы она держалась подальше от опасных людей… Или лучше сказать так: раз он надеется на ее появление, значит, и она ему не стала за их короткое знакомство дорогой и близкой. Вот на какой мысли поймал себя Артем.

Итак, они идут к какому-то Масанобу. Как пить дать — идут в разбойничье логово. Как далеко до него, неизвестно. Если рассчитывать на появление Омицу, надо задержать их движение насколько возможно.

Артем резко остановился и обернулся. Бегущий следом Асикага не налетел на пленника — не исключено, был готов и к такому обороту. Артем же сел на землю, замычал, давая понять, что хочет что-то сказать.

— Эй! Ицумицу! — Старшему пришлось окликнуть младшего, который убежал вперед, не видя, что делается позади.

— Встать! — приказал Асикага.

Артем помотал головой.

— Мразь! — подбежавший Ицумицу ударил Артема ногой в бок. Артем завалился на землю. Смачно хлюпнула под ним влажная весенняя земля.

— Освободи ему рот, Ицумицу, — распорядился Асикага.

— Я же ранен! — едва развязали тесемки, сказал Артем. — Меня надо перевязать. Не добегу.

— Добежишь, — заверил, склоняясь над ним, Асикага. — Я тебя ранил, я знаю, что за рана. Добежишь.

— Нет. — Артем приготовился к новым побоящ и набрался решимости продержаться как можно дольше и добиться своего.

— Ты никто, — прошипел Асикага, ухватив Артема двумя пальцами за кадык. Силища в его коротких пальцах была чудовищная. Никаких сомнений — сдавит пальцами кадык и раздавит его в труху.

— Ты никто, гайдзин. Ты труха, ты хуже лошадиного навоза.

До сего момента Асикага казался Артему не то чтобы эдаким добрым-добрым дедушкой Габадеем, а… уравновешенным, что ли. Но, увидев перед собой сузившиеся, налитые яростью глаза, Артем понял, что жестоко заблуждался.

— Дай я его убью! — где-то над головой предложил повеселевший Ицумицу.

— Молчать! — рявкнул Асикага. — А ты, гайдзин, знай: еще раз взбрыкнешь — убью. И забуду навсегда про твой корабль. Его не было до этого дня, пусть его не будет и дальше. Это мое последнее слово тебе. Вставай и иди.

Артем видел перед собой глаза Асикага и чувствовал, что его слова — не пустая угроза. Если сейчас не подчиниться, если что-то еще сказать — через мгновение воздушного гимнаста Топильского не станет. Пришлось подчиняться.

Кляп был возвращен на место, и они снова в прежнем порядке побежали вперед.

А потом как-то очень быстро стемнело и хлынул дождь. Не ливень, но довольно приличный дождина. И уж точно неприятный. Да и что может быть приятного в дожде ранней холодной весной, да еще когда ты застигнут им в лесу и не можешь от него укрыться. Небесная вода превращала землю в вязкую хлябь, растворяла задержавшийся в низинах и под корнями снег, мутными струями застилала видимость. Одежда стремительно намокала и затрудняла движения.

Дождь заставил людей перейти с бега на шаг. «Хоть что-то, — подумал Артем, — хоть что-то». Он чувствовал, что слабеет и долгий бег ему не выдержать. А свались он… В общем, по-всякому может быть, но, скорее всего, возиться с ним, поднимать и уговаривать не станут. И что уж точнее точного — на себе не потащут.

Дождь не заставил разбойников остановиться на привал, допустим, забраться под дерево и переждать. Значит ли это, что до логова не так уж недалеко? Черт его знает… Артем начинал приходить в состояние, когда уже все равно…

Когда на небе еще торчало солнце, Артем примерно представлял себе, в какую сторону они идут — в сторону гор, но не в сторону Долины, от Долины они забирали влево. Теперь он потерял всякое ощущение пространства и времени. Пространство сузилось до видимого куска пути между ним самим и идущим впереди разбойником, а время превратилось в иллюзорные песочные часы, где из верхней колбы в нижнюю по каплям перетекали остатки сил. В голове не было никаких мыслей, кроме прыгающих, как на батуте, в такт шагам отрывистых фраз: «Не упасть, не упасть, держаться…»

Наконец дошли…

— Стой! — громко приказал Асикага.

Артем остановился, поднял голову и увидел впереди, шагах в двадцати, темный склон скалы. Скальная порода здесь походила на пагоду: разной толщины пласты породы наслаивались друг на друга, образовывали козырьки. Под одним из козырьков Артем разглядел лошадей, под другим — костер и сидящих возле него людей.

— Жди здесь, — приказал Асикага младшему и побежал в сторону костра. На доклад, понятное дело.

Страшно хотелось лечь… ну, или хотя бы сесть. Но еще сильнее не хотелось показывать этому голоногому уроду свою слабость.

Дождь продолжал лить, хоть и стал несколько потише, занудил, что называется, а такие дожди могут тянуться долго. Но на дождь Артем уже давно не обращал никакого внимания. Как и на рану, которая сейчас не ныла, а постреливала. Хуже всего, что онемела поврежденная правая рука. Впрочем, когда развяжут, может, и отойдет.