Пока Артем вспоминал об Абхазии, чаша обошла по кругу всех чаелюбов, обошла и по второму кругу. «Братина, — вспомнил Артем, — так, кажется, на Руси звался сосуд, из которого пьют все по очереди».
Настоятель поставил опустевшую чашу на циновку с принадлежностями для «тя-но ю», вытер губы квадратиком рисовой бумаги и повернулся к
Артему:
— Теперь я скажу, что думаю о рассказанной тобой истории, брат Ямамото.
«Неужели! — усмехнулся про себя Артем. — Я уж думал, замылили мой рассказ».
— Мне видится, ты вернулся в одно из своих прежних перерождений, — настоятель говорил, обмахиваясь веером. — Колесо времени провернулось для тебя в обратную сторону. Почему-то перенеслась не только твоя душа, но и тело. На это я скажу — пути Неба нам неведомы. Однако, мне видится, весь ход событий не случаен. Возможно, ты избран силами Неба, дабы исполнить некое предназначение… Ты хочешь понять, в чем состоит твое предназначение?
— А ты знаешь? — затаив дыхание, спросил Артем.
— Нет. — Настоятель разочаровал акробата своим ответом. — Мне не дано проникнуть в сокрытую суть. Но ты сам можешь найти ответ.
— Я?! Каким же образом?
— Ты можешь пройти испытание.
— Я считаю, это верное решение, — вставил свое слово и Поводырь, который тоже обмахивался веером.
— Испытание? Что это за испытание? — Артем веером не обмахивался, он нервно вертел его в руках.
Настоятель отвернулся от Артема, наклонил голову набок.
— Наш монастырь основан бодхисаттвой Энку. Он первым набрел на Тропу. Он прошел по Тропе, выдержал испытания и на этом пути испытал Сатори. Благодаря этому он и стал бодхисаттвой. Ты знаешь, что такое бодхисаттва?
— Ну-у, — протянул Артем. — Не очень точно…
— Это просветленный человек, отказавшийся от нирваны, чтобы помочь людям обрести Будду. Ради сближения людей с Буддой у входа на Тропу и был построен наш монастырь. Испытания ждут на Тропе, но невозможно сказать, что поджидает именно тебя, каждому выпадают свои испытания.
— Кроме монахов нашего монастыря мало кто знает о Тропе, — добавил Поводырь. — Монастырь и построен здесь, чтобы не допустить на Тропу случайных людей. Сами монахи могут пройти испытание в любой момент, как только этого пожелают.
— Но мало кто из монахов решается на это, — сказал настоятель. — Ты должен знать, брат Ямамото, что многие люди не вернулись с Тропы, а некоторые из тех, кто вернулся, обрели не просветление, а, увы, затмение рассудка. Однако я прошел по Тропе, и я многое узнал о себе и о своем собственном Пути. Услышав твою историю, я понял, что ты нуждаешься в открытии самого себя. Возможно, на пути испытаний ты переживешь Сатори и тебе откроется Истина. Возможно, ты поймешь, почему ты оказался в стране Ямато, в чем состоит предназначение и что тебе следует делать дальше.
— Да, что мне следует делать дальше — это, пожалуй, меня волнует больше остального, — задумчиво проговорил Артем.
— Может быть, ты и не найдешь ответ на Тропе, — не забыл про горькую пилюлю настоятель. — Только ты ни на шаг не приблизишься к ответу, если откажешься от испытания. Ты останешься там, где находишься сейчас.
— И когда я могу… приступить к испытанию?
— В любой момент. Дело только в тебе.
— Я должен подумать, — сказал Артем.
— Конечно, — кивнул настоятель, — но учти…
— Кто-то бежит по дорожке, — вдруг сказал Поводырь. «Странно, — подумал Артем. — За эти дни я что-то не видел, чтобы кто-то бегал по монастырю».
Прошуршала отодвигаемая дверь чайного домика, по циновкам комнаты ожидания прошлепали босые ноги, и в чайную комнату ступил монах, согнулся в низком поклоне. Не разгибаясь, заговорил:
— Прошу прощения, я должен был вас потревожить. У ворот даймё Нобунага. С ним его самураи и монахи с горы Тосёгу. Мы закрыли ворота, едва на дороге показался отряд.
Настоятель мгновенно вскочил на ноги. С секундным опозданием вскочили Поводырь и Артем.
— Что он хочет? — спросил настоятель.
— Он требует его впустить, — сказал монах.
— Иди назад, — настоятель коснулся кэса монаха. — Скажи, я сейчас приду.
Монах, так и не разогнувшись, попятился назад. Оказавшись за порогом чайной комнаты, припустил бегом.
— Оставайся здесь, брат Ямамото. Я приду сам или пришлю за тобой.
Но у Артема возникла другая идея.
— Я должен увидеть Нобунага, — сказал он. — Я хочу подняться на площадку, где был сегодня утром. Я наброшу накидку и надену шляпу. Он не узнает меня по росту — я стану горбиться. К тому же я пробуду наверху недолго. Только взгляну и назад.
Настоятель нахмурился. «Сейчас откажет в резкой, а то и в грубой форме», — подумал Артем. И ошибся.
— Делай так, — сказал настоятель. — Потом приходи вновь сюда…
И Артем сделал так, как сказал. Забежав к себе в хижину, накинул накидку, схватил коврик и шляпу и поднялся на площадку, где сегодня утром сидел под дождем и высчитывал, какой нынче год. Горбиться не стал. Он чуть ли не ползком подобрался к самому краю площадки, расстелил там коврик (все же он больной человек, не стоит на голых камнях валяться!), лег на него и осторожно высунул голову.
— Вот ты какой, дедушка Нобунага, — прошептал Артем.
Кто из них тот самый даймё Нобунага, о котором с тех пор, как попал в Японию, Артем слышал на каждом шагу, догадаться труда не составило, хотя народу перед воротами монастыря хватало. На всякий случай Артем их всех пересчитал: пять всадников в чешуйчатых доспехах из металла, двадцать пеших воинов в легких кожаных доспехах и одиннадцать монахов в красных одеждах.
— Герои тысяча двести тридцать пятого года, мать вашу японскую, — зло прошептал Артем.